Это был его секрет, его тайное знание, и оно позволило ему вознестись по служебной лестнице от простого инженера на стройплощадке, работавшего под началом седьмого младшего помощника, до поста главы собственной компании по строительству атомных реакторов, а потом и принять дело из рук никудышного прежнего руководства Компании, которое почти развалило все производство. Сидя именно за этим столом, он убедил Линка и Хокусаи развернуть их исследования по производству сверхтяжелых элементов на его предприятии и добыл огромные суммы, необходимые им для постройки первого конвертера. Сидя именно за этим столом, он рассчитывал однажды увидеть изобретенное Хокусаи топливо, которое позволит человеку долететь до Луны и вернуться на Землю.
Теперь он не перебивая слушал рассказ Феррела о происшедшем, борясь со знакомым желанием срочно бежать туда, отдавать указания в последней отчаянной попытке доказать таки еще не успевшей уехать комиссии, что завод безопасен.
Он заметил признаки напряжения на лице Феррела и, зная этого человека уже очень долго, достаточно долго, чтобы угадать, что он чувствует, понял, что тот переживает за него.
Доктор еще не до конца осознал, какие неприятные перемены это происшествие сулило и ему, и всем остальным.
Палмер откинулся в кресле, посмотрел в окно на Кимберли. Если сторонники закрытия заводов победят, за пять лет этот городок превратится в город-призрак. Без дешевой энергии, без атомного завода, от которого зависело все производство, он просто никому здесь не нужен. Что тогда доктор сможет выручить за свой дом? На те гроши, которые он как врач общей практики будет получать в умирающем городе, он не сможет оплатить весь курс обучения своего сына в колледже. А каково будет хромой жене доктора жить в том захолустье, которое останется здесь, если все ограничения, предполагаемые законом о заводах, войдут в силу? Доктор и сам не избежит дегтя и перьев. Если позволить им победить, каждый, чье имя ассоциируется с атомной промышленностью, станет неприкасаемым. Док еще не стар и мог бы вернуться в больницу, но с таким клеймом работать ему будет слишком тяжело. А на всем заводе было больше тысячи людей, которых ожидала подобная судьба. Они думали, что это его забота, но он-то единственный из всех был в безопасности. Он мог бы сдаться, оставить борьбу, распродать все оборудование, хоть даже и за гроши, а потом уехать в Европу или уйти на покой. Его личным сбережениям ничто не угрожало.
И позволить этим проклятым глупцам, которые все говорят о перемещении атомных станций, попробовать перенести хотя бы один реактор, который проработал на этом месте уже двадцать пять лет, увеличивая свою радиоактивность каждую секунду?! Или оставить реакторы ржаветь и гнить без присмотра, пока заключенный в них ад не вырвется наружу, и люди не получат возможность потрогать радиацию своими собственными руками?!
— Док, — наконец проговорил он. — Ты со мной, по меньшей мере, двадцать лет. За все это время я хоть раз солгал тебе?
Губы доктора тронула улыбка, но Палмер и без этого знал ответ. Всегда говорить правду, говорить всю правду, как бы горька она ни была — вот еще один урок, который Палмер усвоил очень давно. Теперь, откинувшись назад в кресле, он старался придать своему лицу выражение спокойствия, которого на самом деле не было и в помине:
— Ну что ж, хорошо. Только, ради бога, не думай, что я приготовился сдаваться. Когда мы проиграем, я так об этом и скажу тебе. Возможно, из-за этого происшествия нас смогут на некоторое время загнать в угол, и скорее всего, с этим ничего не поделаешь. Но я знал, что что-то должно произойти — в таких обстоятельствах не могло не случиться какой-нибудь неприятности. Все, на что мы могли надеяться, что никто не пострадает, или что жертв будет не слишком много. Может, это обойдется несколько дороже, чем мы можем себе позволить, но не настолько, чтобы я с этим не справился. Они ведь еще не сдвинули нас с места, и пока я жив, им это не удастся! Это я обещаю. А теперь отправляйся домой и отдохни, или оставайся здесь, но все равно отдохни, и прекрати забивать свою голову моими заботами.
Он смотрел, как Феррел направился по дорожке к больнице, медленно кивая головой в ответ на свои собственные мысли.
Если даже он и солгал сейчас — впервые за эти двадцать лет, это была ложь во благо. Уходя, док выглядел на двадцать лет моложе того уставшего, сломленного человека, который принес ему известие о несчастном случае. И возможно, это была не ложь. Может, ему еще и удастся как-нибудь справиться с неожиданно свалившейся на него напастью. А если нет…
Он встал и подошел к висящей на стене таблице, на которой были отмечены все их потребители и объемы их заказов.
В верхних строках списка были больницы, однако они опережали остальных не по объемам потребления, а потому, что их заказы всегда выполнялись в первую очередь. Ниже шли военные организации, коммунальные службы, космические конструкторские бюро, которые использовали сверхтяжелые элементы для наружного покрытия корпусов ракет — другие материалы попросту не выдерживали экстремально высоких температур, с какими там имели дело. И дальше — практически все крупнейшие промышленные предприятия мира. За последние двадцать пять лет сверхтяжелые изотопы стали неотъемлемой частью всех областей деятельности человека. А теперь они хотят вырвать их с корнем — как будто все крупные промышленные объекты можно отодвинуть от всех городов с населением больше десяти тысяч. Через шесть месяцев после такого переноса рядом с ним возникнет город с населением в три раза больше прежнего. По-другому быть просто не может: должны же где-то жить строители и мясники, булочники и сапожники, без которых не обойтись тем же самым строителям! И это без учета всех остальных предприятий, которые нужны Компании, чтобы она могла нормально работать!
Из аппарата внутренней связи раздался мягкий голос секретаря:
— Мистер Палмер, пришел представитель комиссии Морган и хочет встретиться с вами.
— Телма, скажите ему, пусть войдет, — ответил он.
В этой комиссии Морган был лучше всех — единственный, кто был способен смотреть в лицо фактам. Однако сейчас Палмер смог сосредоточиться только на седой шевелюре Моргана: отбеливает он волосы, чтобы добиться такой поразительной белизны, или нет.
Но великолепная седина этого человека была не единственным, что производило сильное впечатление. Однажды порывшись в старых досье, Палмер вытащил на свет божий давно забытую страницу из жизни Моргана. Оказывается, он несколько лет под другим именем провел на подмостках, играя главные роли, и только после этого ушел в политику.